queyntefantasye: (Default)
[personal profile] queyntefantasye
Как известно, во времена Советского Союза много усилий было положено на то, чтобы создать какое-то общее культурное пространство, которое связало бы республики (очень, естественно, между собой культурно отличные). Касалось это, конечно, и детской литературы, и во многом эти усилия были успешными: не зря в русском интернете говорят про "общих чебурашек", которые роднят выходцев из бывшего СССР.

Но тут уместно спросить: как и из чего создавалось это общее культурное пространство?

Грубо говоря, я бы поделила его на три общие части:

Во-первых, из текстов известных русских писателей, в основном, писавших после революции, но не только: например, Лев Толстой со сливой, съеденной бедным Ванечкой, и Алексей Толстой, и Николай Носов с его Незнайкой, и Успенский с Чебурашкой.

Во-вторых, из переводных текстов. Это, кстати, уникальная черта советской детской литературы - то, насколько прочно в ней обосновались переводы из других языков, даже если не считать "переделок", вроде Буратино и Элли, идущей в Изумрудный Город. Тут и Астрид Линдгрен, и Туве Янссон, и Джанни Родари, и братья Гримм с Андерсеном, и Свифт с Дефо (вовсе для детей не предназначавшиеся).

Эти две категории вместе взятые и формируют "общую" советскую культуру, зачастую идеологически мотивированную (тут и социальная сатира у Носова, и коммунист Родари, и отредактированная "Русалочка" Андерсена) или хотя бы нейтральную. Но есть еще и третья категория, которая часто игнорируется: более "локальные" тексты, известные в отдельных республиках, особенно написанные на местных языках.

И тут получается интересная вещь: "общие чебурашки" обычно оказываются русскоязычными и ожидается, что все выходцы из бывшего СССР будут с ними знакомы. Но если с текстами из первых двух категорий действительно большинство знакомы, т.к. они широко популяризовались и обсуждались, то более "локальные" русскоязычные тексты зачастую не получили такого же распространения.
Например, я до недавнего времени совершенно не была знакома с книгой Александры Бруштейн "Дорога уходит в даль". И казалось бы, учитывая, что действие книги происходит в Вильне, то в Беларуси она должна была быть известна: но нет - ни разу никто мне ее не посоветовал, не обсуждал, не упоминал.
Или, например, "Кондуит и Швамбрания" Льва Кассиля, которую я прочла совершенно случайно, когда мы в Крыму гостили у друзей мамы. Ни до, ни после, во время своего пребывания в Минске, я не видела этой книги, не слышала о ней упоминаний.

Я не пытаюсь сказать, будто эти книги коварно прятали от беларуских детей, но даже в моем детстве, на самом излете СССР, доступ к книгам регулировался не спросом, а распределением, и можно понять, почему эти две книги не распространялись повсеместно по всем республикам - особенно учитывая, что они часто слишком правдивы, и оттого идеологически невыдержаны (а Оську из "Кондуита и Швамбрании" расстреляли в репрессиях 1938-го).

Зато у нас были свои чебурашки, как, полагаю, и в других республиках.
Например, очень любимые мной "Палесскія рабінзоны" Янкі Маўра, или там "Эльдарада просіць дапамогі" Алеся Якімовіча. Міхась Лынькоў и его "Міколка-паравоз" и "Пра смелага ваяку Мішку і яго слаўных таварышчаў". Ну и, конечно, Уладзімір Каратцевіч: "Дзікае паляванне караля Стаха" да "Чорны замак Альшанскі" - исторически-детективные истории, куда уж интереснее для школьного возраста!

И получается иногда так, что все чебурашки-то равны, то некоторые чебурашки немного равнее других. Несомненно, можно равняться только на произведения первых двух категорий, но это, в принципе, попытка притвориться, что советская культура - гомогенна (и вся на русском языке). Понятно ведь, что это иллюзия, которая должна была бы сразу после падения СССР раствориться, но все равно - держится. В эмиграции она попадается двух видов: а) ностальгическая (когда мы все были народы-братья и молились на одного и того же Буратино), и б) идеологическая (Беларусь - не страна, культуры у вас нет, и язык ваш не язык, а диалект). Ну и вывод: чебурашки у нас общие, все мы в эмиграции равны - все мы русские.

Да, так вот, я хотела спросить: тут ведь много людей из разных концов бывшего СССР. Расскажите мне про ваши "локальные" детские книжки: те, которые были вокруг, а потом оказалось, что в других республиках о них и не слышали. Будем восполнять пробелы.

Date: 2015-02-16 11:16 pm (UTC)
From: [identity profile] galinakuksa.livejournal.com
Интересное совпадениесовпадение, что ты об этом написала. На днях мне не спаслось и я лежала думала о своих учителях, вспомнила и о преподавателе детской литературы. Она, кажется, как начала преподавать этот предмет сразу после войны, так занятия и не меняла. Она вообще не упоминала о современной тогда советской детской литературе, а какие там были алмазы в 70-х, 80-х! Говорила только о довоенной и сразу после войны. Хотя, про Крапивина она упомянула, но с презрением и то, самые ранние его произведения небрежно раскритикована.
И ещё, мы, все мои друзья, дружно не любили Бианки, вот почему ему такая нелюбовь?! Думаю тем, что нас им излишне ретиво пичкали. Зато, когда появились первые книги Даррелла, все в драку кинулись их читать, хотя уже и не дети были. А до этого, помню, только стоило сказать, что книга про природу - сразу дружное фи! Я сейчас говорю про тех моих друзей, кто читал. Кто не читал, тот ничего не заметил.

Date: 2015-02-16 11:27 pm (UTC)
From: [identity profile] queyntefantasye.livejournal.com
Люблю очень Крапивина! до определенного момента.

Даррелла страшно любила, но также читала и Сеттона-Томпсона, например.
Даррелл, мне кажется, интересен тем, что там все-таки природа наблюдается через глаза человека. Иначе либо животные очеловечиваются, либо очень трудно следовать истории и сопереживать.
Page generated Jul. 13th, 2025 11:15 pm
Powered by Dreamwidth Studios